Ты знал, знал(С)
я думала о нём, ну, или, может , Цумабуки или Огури Сюне:)))

*Самое ужасное то, что фильм начинает превращаться в сериал и герои ведут себя, как хотят, без моего позволения. Так что извиняюсь за формат*

Глава пятая

Прошло три года.

Первые несколько месяцев она прожила как во сне – прилетев, удалила все аккаунты в соцсетях; позвонила на работу и срывающимся на плач голосом сообщила, что увольняется по семейным обстоятельствам, трудовую заберёт, когда сможет. Наврала сестре и родителям про потерянный багаж и неделю не выходила из дома, забившись в угол и вздрагивая от каждого шороха в подъезде, ожидая ареста.

Через неделю к ней вломилась её лучшая подруга, осмотрев квартиру и состояние холодильника, запихнула в сумки бельё и одежду и перевезла её в свой дом в глубоком Подмосковье, не задавая никаких вопросов.

Там, с кошками, овчаркой Герой, сугробами, оладьями с мёдом по утрам, огромной библиотекой Татьяна начала приходить в себя.

Через полгода она осмелилась выйти на новую работу – полугосударственное предприятие, научные разработки, кристаллы-полупроводники – всё это было ей безразлично - ведь пиар-отдел везде, в принципе, одинаков – организации мероприятий, встречи партнёров, реклама, проспекты, буклеты, сайт – рутина.

Она даже не пыталась себя простить. Умом она понимала, что произошедшее – несчастный случай в состоянии аффекта, но от этого легче на становилось.

То, что ей удалось ускользнуть из Марокко, сначала казалось ей невероятной удачей – но теперь оказалось тяжёлым проклятием. Она думала, что ей было бы легче просить прощения у Хитоми лицом к лицу, и понести безусловно заслуженное наказание за смерть Дзина – когда-нибудь она бы освободилась, верно? Они искала в интернете прецеденты, что случается с  людьми, нарушившими законы на территории арабских государств – и прочитанное её не радовало. Она почти стала диванным специалистом по юриспруденции – но не осмеливалась заговорить об этом ни с одной живой душой.

Её снова стали мучить кошмары, но теперь в них фигурировал и страшный насильник без лица, и умирающий Танака – а иногда и не умирающий. Хуже всего, что всё чаще в этих кошмарах один мужчина превращался в другого, и она не знала, защищаться или просить прощения.

Она нашла на фейсбуке аккаунты Хитоми и Карима, но у Хитоми последняя общедоступная запись была с того семейного ужина в Лезгире – если она что и публиковала позже, то для друзей.

Карим, судя по его записям, уехал из страны и работал в какой-то волонтёрской организации.

Впрочем, а на что она надеялась? На фотографии с похорон? Селфи с могилкой?

Но для её подсознания даже существование памятника само по себе ни в малейшей степени не могло рассеять неуверенность в том, что Дзин и в самом деле скончался – по крайней мере, в её снах он являлся ей регулярно.
Она похудела, осунулась; изматывала себя на тренажёрах в корпоративном фитнес-центре в надежде заснуть без сновидений, но получалось не всегда.

На новой работе молодые и не очень коллеги иногда оказывали ей знаки внимания, но теперь она положительно боялась любых отношений.

На втором году её работы в компании её пиар-отдел передали в подчинение новому директору по развитию. Николай (Степанович) Лавриенко был восходящей звездой – именно так описывала его возбуждённая HR после подписания им job offer'а – 34 года, МБА, стажировка в Америке, не женат – на этом моменте HR Светлана обычно поднимала глаза, чтобы насладиться произведённым эффектом, и только потом заканчивала описание финальным крещендо – похож на Брэда Пита.

Надо ли говорить, что появление новой звезды в офисе отслеживали ещё на парковке – когда его серебристый лексус только проехал шлагбаум, в женской части офиса происходило яростное броуновское движение.

Татьяну всё это не интересовало – может, поэтому они довольно легко сработались. Николай оказался начальником вполне вменяемым, приветствующим инициативу у подчинённых и обладал при этом достаточно свежим взглядом на то, как могут работать необходимые механизмы.

Иногда его методы были довольно циничны – но поскольку чаще всего они срабатывали, отказываться от них не собирались.
Кажется, Татьяна научилась жить с новой собой – по крайней мере, она так думала.

В феврале Николай предупредил о приезде японских партнёров из Мацусимы Электрикс – крупнейшая корпорация вела переговоры о приобретении крупной партии чего-то там, контракт был на миллионы американских рублей, поэтому их визит должен был пройти безупречно.

Всё, что касается Японии, Татьяна по-прежнему воспринимала очень болезненно, но подготовила план мероприятий. Ничего необычного – дорогой отель, услуги переводчика, рестораны, балет – хорошо, что Большой уже открыли после реставрации, аренда автомобилей с англоговорящими водителями – она просмотрела список гостей и пометила себе уточнить, все ли гости говорят по-английски.

Важных гостей было двое – Накамура Такаси и Наката Син. Накамура–сан старше, и основные решения принимает он. Наката-сан – чей-то то ли сын, то ли внук, и при желании, как описывали ситуацию менеджеры, может наложить на сделку вето.
Расписав план пребывания на все семь дней их визита, она отнесла его на согласование к Николаю. Тот немножко его почёркал, и попросил заложить в бюджет эскорт-услуги.

В ответ на её кривую улыбку он просто сказал:
- Нам ОЧЕНЬ нужен этот контракт. Если понадобится, сам буду с ними спать. Заложи побольше представительских расходов! Кстати, на время их визита мы с тобой прикомандированы к ним. Ты же вроде бы знаешь немного японский? Это очень удачно. Пара вовремя сказанных слов об их великой культуре могут сделать больше, чем два балета и  три пьянки.

Мартовским утром она встречала японцев в Домодедово. Накамура-сан первым увидел её с табличкой их компании, и поприветствовал её на хорошем английском. Пока она вежливо расспрашивала, как они долетели, с багажной тележкой подошёл и Наката-сан.

Она повернулась поприветствовать его – и замерла.
На неё глядели знакомые черные глаза без зрачков.

taiklot
можно будет перед Новым Годом, весь декабрь так размяться, если будут желающие.

Глава шестая.

Мир остановился.

Она смотрела в эти непроницаемые глаза и на неё по очереди накатывали волны вины, облегчения, счастья, боли, страха – и многого другого, для чего у неё не было даже слов.

«Он живой. Как же хорошо, что он живой…» - крутилось у неё в голове.

У него теперь короткая стрижка. Выражение лица жестче, чем она помнила. Глаза огромные, теперь кажутся ещё больше, без спутанных прядей вокруг.  У губ пролегли две глубокие складки, и что-то больно отдалось у неё в груди – будто в старой ране начали проворачивать нож. Но выражение его лица было удивительно спокойным.

Она опомнилась, когда поняла, что губы Дзина шевелятся:
-…познакомиться, Син Наката, технический директор отдела проектных разработок.

Она не понимала.

На лице Танаки… Накаты? – была лишь вежливая улыбка. Он достал из внутреннего кармана пальто небольшую визитницу и протянул ей – одной рукой? -  кусочек серого картона.

На визитной карточке было по-английски написано ровно то же, что он только что ей проговорил. Она автоматически ответила:
- Очень приятно, Наката-сан, рада познакомиться.

Потом опомнилась и принялась искать визитную карточку в своей безразмерной сумке.

Это заняло довольно много времени, и щёки её начали краснеть от унижения – как она могла забыть? Ведь ей не раз проговаривали, как важны для японцев ритуалы приветствия, могла бы вот так же положить маленькую визитницу в карман и изящно вытащить пару картонок – но она совсем забыла об этом. Наконец она нашла предмет своих поисков - и замерла.

Если она первой подаст карточку более молодому Накате (Танака, Танака!!! Что вообще происходит?) – то это будет выглядеть как оскорбление его старшего коллеги. Если же протянет двумя руками визитку господину Накамуре -  выходит, проигнорирует ту визитку, что уже вручил ей Наката…

Решив, что уже всё равно выставила себя на посмешище, она вначале поклонилась старшему гостю, вручив визитку, потом более молодому. Руки у неё тряслись.

- Татьяна Волкова, руководитель отдела по связям с общественностью. Я буду рада сделать ваше пребывание в Москве интересным и плодотворным…

Выражение лица Сина Накаты не изменилось – просто вежливое спокойствие.
Накамура-сан улыбнулся.

Её сердце ухнуло вниз. Неужели она обозналась? Неужели подсознание выдало желаемое за действительное, и она просто-напросто спутала двух азиатов? Но она всегда удивлялась шуткам соотечественников про «все на одно лицо», да и внешность Дзин имел довольно яркую. Какова вероятность того, что в Токио двое мужчин одного возраста и внешности, похожие, как близнецы?

Теории крутились в её голове, но внешне она старалась выглядеть спокойной – продолжала вежливый разговор о поездке, проверила выполнение всех бюрократических формальностей и пригласила гостей проследовать к автомобилю. По дороге в гостиницу она рассказывала  о проезжаемых достопримечательностях и всячески поддерживала милую беседу, хотя видела, что пожилого мужчину 10-тичасовой перелёт утомил, и господин Накамура предпочёл бы побыстрее оказаться в отеле. Но взгляд её то и дело замирал на господине Накате, и она наконец решилась задать ему несколько вопросов – впервые ли он в Москве? А часто ли путешествует? Выспрашивать что-то более конкретное она не осмелилась.

Его ответы были просты – да, часто путешествую, за последние годы побывал по делам в Лондоне и Сан Франциско, в Москве впервые.

К счастью, они добрались в отель без пробок, и, убедившись, что гости удобно расположились в своих номерах и ознакомлены с расписанием встреч и мероприятий на эту неделю, она попрощалась с ними до вечера.

Водителю пришлось дважды её окликнуть, прежде чем она очнулась от своих мыслей – они вернулись в офис. Она напомнила ему, что машина понадобится в пять вечера, и поднялась в свой кабинет.  Ей нужно сделать несколько звонков, проконтролировать билеты и доставку, проверить расписание участников совещаний и внести при необходимости изменения – но она была не в состоянии. Она завела на телефоне будильник, чтобы он прозвонил через двадцать минут, закрыла дверь на ключ, села за стол и уронила голову на руки.

Это он, это наверняка он. Но почему другая фамилия и имя? Вообще реально получить визу по поддельным документам? И если это он – случайность ли их встреча или это спланировано? Но если это случайность, то зачем чужое имя? Она достала его визитку и положила перед собой.

Включила ноутбук, и вбила в электронный переводчик фамилию Наката. Два иероглифа – 中田, так просто поменять «остров» и «середину» местами… Это даже не намёк, это вполне явная угроза.
Вопрос лишь в том… чего он добивается? И что она будет с этим делать?

Она бесконечно виновата перед ним… Да, пусть её поступок и был совершен в состоянии аффекта – но она по крайней мере могла попытаться помочь, позвать на помощь, дождаться приезда врачей… У неё же была даже была оформлена какая-то страховка – можно было позвонить по этому номеру и попросить помощи… Или хотя бы позвонить Хитоми с его телефона – она же учится на врача… Сколько вариантов она придумала позже – в Москве – и как мало они могли хоть что-то изменить… Сейчас же одна лишь мысль о том, что он мог выжить, наполняла её  одновременно и горьким страхом, и безнадёжной радостью. Пусть ненавидит её, злится, презирает или даже не замечает – только пусть живёт.

А если всё-таки не он? Каковы вообще варианты? Двойник, брат-близнец, амнезия после травмы? Последний вариант мог бы объяснить его поведение, но отдавал привкусом сериала. Впрочем, она не отметала никаких возможностей.

Их было не так уж много:
Вариант раз - это Дзин, он всё помнит, и у него по поводу неё определённо какие-то планы.
Вариант два – это Дзин, и он не помнит её, что бы это не значило.
Вариант три – это другой человек, похожий на Танаку, и это просто странная усмешка судьбы.
Вариант четыре – это не Дзин, но его появление в Москве совсем не совпадение.

Татьяна начала набрасывать схемы вариантов, но тут зазвонил будильник. Она сгребла все свои записи в сумку, достала зеркальце, убедилась, что глаза её всё-таки красные и никакие капли ей сейчас не помогут, несколько раз вдохнула-выдохнула и отперла дверь. Достала из сумки документы и пошла сверять их с начальством.
Время для рефлексий кончилось.

В шесть часов вечера она ждала в холле отеля  - по плану шли ужин в ресторане вместе с руководством, прогулка на крытом теплоходе по Москва-реке и обзорная экскурсия по ночной Москве, если только гости не предпочтут отправиться вместе – или без – дам из службы сопровождения в свой отель. Девушек выбирал её шеф, исходя из каких-то секретных сведений и, как она подозревала, личных предпочтений.

Японцы спустились в вестибюль ровно в шесть по Москве. Она приветливо улыбнулась господину Накамуре, но ей казалось, что её улыбка господину Накате выглядит довольно фальшиво – и что все это видят. Однако ответная улыбка была столь беззаботной, что дыхание перехватило напрочь  – она вспомнила утро в Лезгире и то, как Танака улыбался ей за завтраком.

Моргнув несколько раз, чтобы избавиться от наваждения, Татьяна пригласила гостей в машину. В тесном салоне лимузина она очень остро ощущала физическое присутствие Накаты – его колено, облитое серой тканью всего в нескольких сантиметрах от её ноги, короткие волоски за ухом, растущие будто по спирали, слабый аромат мужского парфюма и запах кожи его портфеля с документами – всё это ужасающе отвлекало.
Она пыталась разрушить эту интимность вежливой беседой – с переменным успехом. К счастью, пробок не было и до ресторана они доехали быстро.

После приветствий и взаимных представлений Татьяна собиралась попрощаться с присутствующими, и подъехать уже на набережную, проконтролировав  прогулку на корабле – но начальство решило иначе. За стол сели большой компанией – пятёрка руководителей, включая Николая, японцы, четыре умопомрачительно красивых девушки из эскорта, представленные как хостесс (чья это была идея, интересно?), и зам. главного инженера, видимо, добавленный в компанию на случай, если за столом возникнет необходимость обсудить технические детали. Работяги из их отдела редко попадали на подобные мероприятия, и, хотя видно было, что Василий Степанович чувствует себя некомфортно  в своей клетчатой рубашке в окружении этого ресторанного пафоса, Татьяна всё равно за него порадовалась – хоть кому-то вечер принесёт пользу.

За столом она оказалась между Николаем и Накатой. Накамура-сан расположился чуть дальше, в окружении шатенки и блондинки. Старый азиат держался молодцом – шутил, улыбался шуткам, но очевидно было, что он прекрасно понимает все условия предложенной игры и играет её не в первый раз. А вот наблюдать флиртующего с изысканной шатенкой Накату оказалось мучительно больно.

Она могла в подробностях описать весь процесс – от первых долгих взглядов и прикосновений при передаче блюд, до касаний бедра под столом и вида красного маникюра на серой ткани пиджака.

Она не ожидала, что он окажется столь… легкодоступным. Танака ли, Наката – её тело реагировало на него всё так же, и это её злило. Она пыталась проанализировать свои чувства – кроме очевидной – и очень болезненной -  ревности, была ещё горечь за то, что японцы так легко ведутся на подобные весьма очевидные трюки. Она думала – не была ли она там, в Лезгире, таким же удобным призом, упавшим прямо в руки – грех не воспользоваться. От сияющего вида Николая по свою правую руку у неё начиналась изжога.

Вечер тянулся бесконечно.

Компания столь же плавно переместилась на крытый теплоход, и веселье продолжалось. Разум выхватывал из общей суеты отдельные картинки: гендиректор, что-то очень темпераментно вещающий на ухо господину Накамуре, зажав его у окна, старый самурай  лишь непроницаемо кивает; Василий Степанович, заказывающий за пустым столом официанту тирамису «с собой»; Николай Степанович в обществе одной из блондинок на носу судна, ночная Москва как идеальный фон для картины, мартовский воздух из открытой ими двери свеж и чист.
Татьяне очень хотелось забыть всё увиденное, как очередной страшный сон. Она подхватила сумочку и отправилась в дамскую комнату.

У зеркала шатенка стирала с губ размазанную ярко-красную помаду, рядом стояла открытая косметичка с целым арсеналом салона красоты.

Татьяна прошла в пустую кабинку и малодушно просидела там до хлопка дверью за красоткой. Она просто не могла выйти и встать с ней рядом – со своими красными от слёз глазами и растрёпанными волосами. Пудреница в её сумке может и найдётся, а вот расчёска – вряд ли.

Вздохнув, она выбралась из кабинки и попыталась привести себя в порядок. Нельзя сказать, что она уделяла много внимания своей внешности. Она редко красилась, потому что кожа тяжело переносила длительный макияж – обычно наносила немного теней и тушь. Сейчас, в десятом часу вечера, всё это выглядело не лучшим образом. Брючный костюм помялся, русые волосы выбились из удобного хвоста.

Она умылась, потом распустила волосы. Кожа головы зудела.
Из зеркала на неё смотрела очень измученная женщина.
«Дзин или не Дзин – вот в чём вопрос?» - она хмуро улыбнулась своей несмешной шутке. «Чего же он добивается?»
Она не была уверена, что действительно хочет это знать. Но ещё её мучила другая мысль – хотя пока она не осмеливалась себе в ней признаться.

Она озвучила её позже, когда Наката в компании шатенки попросил поймать для него такси – в гостиницу. Его рука собственнически обхватывала норковую шубку красотки в районе талии.
Когда Татьяна называла водителю адрес гостиницы, она старалась не смотреть на заднее сиденье.

Уже дома, заварив себе зелёный чай и посматривая на часы, она спрашивала себя – если бы она была точно уверена, что это не Дзин… а другой мужчина, к которому её, несомненно, тянет… Осмелилась бы она сегодня привлечь его мужское внимание? И чем бы закончилась эта ночь?

сегодня кратко.

Глава седьмая.

В 9:02 Татьяна стояла в кабинете у своего шефа.
- Я знаю, что у вас есть досье на наших гостей. Могу я с ними ознакомиться? Мне кажется, это будет полезно для успеха дальнейших переговоров.

Николай согласно кивнул:
- Там не так уж много, и в основном на Накамуру. А вот Наката – тёмная лошадка, наши ребята в Японии ничего толком про него не узнали. Я пришлю тебе файлы после совещания – сейчас уже не успею. – Николай подхватил документы, явно сложенные заранее – вчера? – на углу стола, поправил в зеркале галстук и открыл дверь кабинета, пропуская её вперёд – во второй половине дня у нас посещение лаборатории, проверь ещё раз, чтобы там всё выглядело идеально, ладно?

В лаборатории она обнаружила зам. главного инженера Василия Степановича в компании нескольких технарей – и Накаты, с улыбкой прихлёбывающего чёрный кофе из офисной кружки с логотипом их компании. На столах вперемешку с чертежами лежали открытые коробки с японскими сладостями и большой пакет пироженых из «Волконского».

Молодой техник, с макаруном в одной руке, яростно тыкал карандашом в какой-то узел на чертеже :
- Василий Степанович, переведи – вот этот узел нестабилен, нужно всего лишь заменить… - техник сделал неловкое движение рукой, и кружка главного инженера вылетела у того из рук. Кофе в ней был чёрным – и, очевидно, всё ещё горячим, потому что теперь от пятна на рубашке Накаты  шёл видимый пар.

Все замерли – а потом загалдели все сразу. Василий Степанович схватил со стола салфетки и неуверенно мял их в руках, не осмеливаясь прикоснуться к зарубежному гостю. Техник жутко покраснел и, запинаясь, по-русски извинялся. И только сам японец был невозмутим. Поставив свой кофе на стол, он повернулся к Татьяне и спросил, где находится туалет.

Проводив Накату до мужской уборной, она вспомнила, что у её начальника в шкафу всегда есть запасная чистая рубашка на случай форс-мажоров. Решив, что размер подойдёт, и случай самый что нинаесть форс-мажористый , она бросилась к кабинету шефа – договариваться с ним и его секретаршей.

Через пять минут она распахнула дверь уборной, внося на плечиках бледно-голубую сорочку, отвоёванную с боем:
– Наката-сан, прошу прощения, вам должно…
Наката стоял перед зеркалом умывальника спиной к ней, его рубашка лежала в раковине, намокая под струёй воды. Спина была в меру широкой, красиво сужающейся к талии. Зеркало отражало его рельефный торс – на мышцах которого белели многочисленные шрамы.

Она удержала рубашку. Она даже сдержала его взгляд, отражённый зеркалом.

Он не сразу повернулся. Некоторое время они так и смотрели друг на друга через зеркало, затем на его губах появилась незнакомая ей мягкая улыбка.
- Закрой дверь, Танья. Изнутри.

Глава восьмая.

Облегчение – вот что она сейчас испытывала. Глубокое, невероятной силы облегчение, парализующее любую работу мозга. Он жив,  она его не убила. Он жив, и всё ещё можно исправить. Дзин жив, и приехал за ней, на счастье или на беду.

- Ты жив… А я рубашку принесла.

Чёрная бровь иронично поползла вверх. В два неторопливых шага он оказался рядом, и рубашка была вытащена из её трясущихся рук.

- Аригато.

К тому моменту, как Дзин (Дзин!!!) застегнул последнюю пуговицу на манжетах, её мысли перескакивали страны и континенты:

- Как ты … Когда…

- Скажем кратко – тебе не удалось меня убить. Но сделанное тобой – а также не-сделанное  - по законам и Марокко, и Японии  - всё равно расценивается как весьма серьёзное преступление. Ты знаешь, какое наказание ожидает тебя после марокканского суда? Вижу по лицу, что знаешь. У меня есть все доказательства – ксерокопия твоего паспорта из отела в Лезгире, свидетельства очевидцев, и, конечно, мои показания – вполне достаточно для обвинительного приговора. Единственная причина, по которой все эти документы ещё не в суде – это то,  что у нас с тобой осталось одно незаконченное дело.

Его чёрные глаза смотрели удивительно мягко – такой контраст со спокойным и деловым тоном.

- Я готов предложить тебе сделку – на моих условиях.
Нет, не здесь. Обсудим у меня в номере – скажем, в 9 вечера. И да – у нас сейчас совещание с вашим руководством, ты идёшь?

Она не помнила, как дожила до вечера. Переговоры, обсуждения, текущие дела, которые никто не отменял – всё слилось в какой-то мутный фон, на котором за ней с усмешкой наблюдали знакомые глаза без зрачков.

Как обычно, рабочий день затянулся, и хотя она совершенно не могла сосредоточиться на работе, выйти из офиса удалось лишь в начале восьмого. В отражении двери через надпись «не прислоняться» она видела своё уставшее лицо. Блузка помялась, и, кажется, тушь осыпалась с внутреннего уголка  глаза. О том, чтобы заехать домой переодеться, нельзя было и мечтать – она впритык успевала к обговоренному времени, и не осмелилась бы опоздать – не в её положении было диктовать условия.

Забежав в кафе, у зеркала в дамской комнате она вывернула на мраморную столешницу содержимое своей безразмерной сумки – увы, тушь и помада остались в ящике её офисного стола. Вздохнув, Татьяна перетянула заново резинкой хвост на затылке и смыла остатки косметики. Без неё и с убранными от лица волосами она казалась очень бледной и несчастной.

«Это даже хорошо», - подумала она. «В моём положении и надо выглядеть несчастной и ранимой».

Ковролин гостиничного коридора заглушал стук её каблуков, но дверь в номер Танаки открылась после первого стука – её ждали.

В узком проходе у двери близость оглушала – его запах, смешанный с очень мужскими духами, хруст накрахмаленной рубашки – две пуговки у воротника расстёгнуты, обнажая золотистую кожу, рукава небрежно закатаны. Дзин закрыл за ней дверь и молча указал на кресло около заваленного бумагами журнального столика.

- Выпьешь?

Она молча покачала головой. Среди бумаг на столике она увидела фотографии того дворика в Аит Бенхаду – кажется, на земле всё ещё были тёмные пятна. Ощутив во рту вкус желчи, она судорожно сглотнула и непривычно высоким голосом попросила воды. Звякнуло стекло, и узкая рука протянула ей стакан.

Дзин сел на диванчик напротив с бокалом вина:
- Можешь почитать. Я не тороплюсь.

Сначала Татьяна малодушно хотела просить его краткого пересказа – но он сказал: «Сделка». Значит, будет правильно узнать, за что именно ей придётся платить свою цену. В том, что она будет высока, девушка не сомневалась.

Показания судебных исполнителей – вместе с обанкротившимся хозяином антикварной лавки они пришли опечатывать дом и имущество (так это были не грабители!) – когда обнаружили во дворе подозрительную парочку.

Вначале они приняли их за воров, но девушка повела себя странно – выхватила у задержавшего её офицера нож (горло её перехватило, Татьяна с трудом заставила себя втолкнуть воздух в сжатые лёгкие – лишь несколько вдохов спустя удалось вернуться к чтению. Поднять глаза она не осмеливалась), она нанесла ему резаную рану предплечья. Когда её спутник пытался её остановить, подозреваемая нанесла тому 4 колюще-режущих ран в область груди, после чего скрылась с места преступления.

На следующих листах были описания и фотографии ножа, анализ крови с футболки, показания гида и водителя экскурсионного автобуса – водитель опознал её по фотографии. Копия её билета в Москву с паспортными данными,  показания кассира.
На последних листах был краткий пересказ её биографии за последние три года – места жительства, работа, контакты.

Все документы были на английском, все арабские надписи продублированы английским текстом. «Очень тщательно составленная папка», – подумалось ей, - «и очень долгий срок заключения».

- Тут не сказано, как ты выжил.

- Один из служащих был в прошлом медиком, он оказал первую помощь до прибытия врачей. Хитоми в это время очень удачно для меня позвонила мне на мобильный. Благодаря её вмешательству и влиянию моей семьи меня транспортировали на вертолёте в военный госпиталь, где  и прооперировали.

- Значит, твоя семья влиятельна?
- Весьма. Даже господин Накамура с радостью согласился оказать моей семье услугу и включил меня в состав своей делегации. Причём знаешь что самое забавное? – улыбка Танаки была похожа на оскал волка – у меня действительно право вето. Ваш контракт не будет подписан, пока я этого не позволю.

Сжав пальцы вокруг подлокотников кресла – она была уверена, что костяшки пальцев побелели – Татьяна наконец спросила:
- Чего ты хочешь?

Дзин поставил бокал на крохотный незанятый бумагами участок стола, вытянул ноги и обеими руками облокотился на спинку дивана. Он явно наслаждался моментом  - но она по-прежнему ничего не могла прочитать по его улыбке.

- Ты сказал, что предлагаешь сделку. Какие твои условия?

Наконец в глазах мужчины что-то мелькнуло. Он нагнулся и достал из-под дивана небольшую коробку чёрного картона с серебряной монограммой, и небрежно бросил ей на колени.

Недоумевая, она подняла крышку. На чёрном бархате лежали полированные стальные наручники.

- Пять дней. До конца моего визита в Россию ты будешь выполнять любую мою просьбу – без размышлений, без сожалений, не показывая неудовольствия. Чего бы я не потребовал и как бы шокирующе или нелепо это ни звучало или не выглядело.